Мы действительно живем во все более многополярном мире, но мультилатерализм в упадке. Такой вот парадокс. Почему же? Потому что, если число участников игры растет, естественно было бы совершенствовать правила игры. Но сейчас тенденция обратная: правила, по которым живет мир, ослабевают. Нужно найти способы преодолеть этот парадокс.

Три аспекта многополярности

Эта новая многополярность стала результатом трех процессов. Первый – расширенное распределение благ в мире; второй – стремление государств стратегически и идеологически отстаивать свою позицию; третье – появление все более транзакционной международной системы, основанной не на общемировых правилах, а на двусторонних сделках.

В 1990 году на долю государств «Большой семерки» приходилось 67% мирового ВВП; сегодня же эта доля сократилась до менее 40%. Доля Китая в мировом ВВП в 1990 году составляла 1,6%, а сегодня – 18%. Если говорить о странах «Большой семерки», то доля США снизилась, но намного меньше, чем доли Европы и Японии, так что в западном мире Соединенные Штаты явно сохраняют доминирующие позиции.

За пределами «Большой семерки» многополярность – в первую очередь результат впечатляющего роста Китая. Отсюда и трансформации мировых связей вокруг США и Китая. Вместе на две эти державы приходится более 40% мировых богатств, и, как следствие, они имеют значительную власть над международной системой. В ближайшие десятилетия догнать Китай и США может Индия.

Многополярность как плюрализм взглядов, голосов и правд

Однако многополярность не просто результат распределения благ. Новый многополярный мир также характеризуется растущим спросом на суверенитет и самобытность. Особенно на так называемом Глобальном Юге, хоть это и весьма разнородная группа стран.

Новый многополярный мир также характеризуется растущим спросом на суверенитет и самобытность, особенно на так называемом Глобальном Юге.

В Латинской Америке, в Африке, на Ближнем Востоке, в Северной Африке и, разумеется, в Азии почти все сейчас считают, что Западу есть реальные альтернативы – не только в экономическом плане, но и в технологическом, военном и идеологическом.

Это не обязательно означает, что рост Китая ведет к возникновению новой модели мира. Или что Китай постарается убедить третьи страны перенять свою модель во всех ее аспектах.

Страны скорее ищут альтернативы западной модели точечно, как это происходит сейчас в различных африканских государствах. Эти страны, судя по всему, готовы работать с любым игроком, на их взгляд, способным заменить старых в отдельно взятых ситуациях. Эти новые игроки хороши тем, что не спрашивают, кто сидит в тюрьме или куда действительно тратятся деньги. Многие режимы это вполне устраивает.

Эта реальность отразилась в реакциях на агрессивную войну против Украины. Большинство стран Глобального Юга считают Россию агрессором и проголосовали против ее агрессии в ООН. Однако дальше этого многие из них идти не готовы.

Они не хотят, чтобы украинский вопрос был главным в мировой повестке дня. Они, к примеру, боятся, что из-за потребности в финансировании восстановления Украины пострадает финансирование экологических преобразований на Глобальном Юге. Многим далеким от ЕС странам война в Украине кажется простым пограничным спором между крупной страной и ее меньшим по размеру соседом. Не такая уж и серьезная проблема...

Китай и Россия ставят под вопрос всеобщность этих прав, а многим странам так называемого Глобального Юга такой подход близок.

И есть еще вопрос ценностей. Мы, европейцы, до сих пор реагируем на все исходя из мировоззрения, закрепленного во Всеобщей декларации прав человека. Однако Китай и Россия ставят под вопрос всеобщность этих прав, а многим странам так называемого Глобального Юга такой подход близок. Всеобщность рассматривается как просто пережиток западного доминирования, и забывается тот факт, что все они сами подписывали Всеобщую декларацию прав человека. Один из часто приводимых аргументов состоит в том, что Запад сам не всегда следует правилам, которые якобы защищает. Этот довод явно не совсем безоснователен.

В качестве альтернативы предлагается разновидность политического культурализма, согласно которой каждое общество может иметь собственные ценности. При таком подходе суверенитет страны имеет приоритетное значение по сравнению с защитой прав человека и гражданских свобод. Эту карту, в частности, активно разыгрывает Китай.

Скорее транзакционный мир, чем многосторонний

Эта новая многополярность приводит к отсутствию международного консенсуса практически по каждому вопросу. В момент повышенной необходимости общемирового регулирования этот подход ведет к разногласиям. Если мы откажемся от глобальной коллективной способности устанавливать правила, каждый будет поступать как может или как хочет.

Тупиковая ситуация наблюдается, в частности, в вопросах безопасности. Вот уже почти 10 лет работа Совета Безопасности неэффективна из-за ненадлежащего использования Россией своего права вето. Она, разумеется, систематически выступает против многих решений по Украине, а также по другим кризисам, например, сирийскому и малийскому. В Совете Безопасности сложилась тупиковая ситуация, и то же самое касается реформы самого Совета. Постоянные члены не готовы отказываться от своего права вето.

У нас все больше влиятельных игроков и глобальных проблем, а с другой – все труднее достигать консенсуса для их решения.

Так что, с одной стороны, у нас все больше влиятельных игроков и глобальных проблем, а с другой – все труднее достигать консенсуса для их решения. Больше нет коалиции доминирующих держав, способных навязать миру какой-то порядок. Напротив, конкурирующие силы стремятся нейтрализовать друг друга. И эта ситуация, вероятно, сохранится, пока не сложится баланс сил доминирующих игроков.

Риск распада на соперничающие блоки

Это может привести к распаду миропорядка на соперничающие блоки в сферах безопасности, экономической интеграции и технологий. И тогда отсутствие консенсуса раздробит мир, вынуждая третьи страны вставать на сторону одной из конкурирующих систем. Например, в интернете, где такие страны, как Россия и Китай, могут насаждать собственные особые стандарты и создать раскол в кибермире. Такая раздробленность, конечно, создаст огромные экономические издержки и снизит мотивацию к сотрудничеству по глобальным вопросам, например, по климатической проблеме.

Что мы можем и должны делать в этой связи? Во-первых, не обманывать себя: сложно представить коренной пересмотр миропорядка без согласия на то крупнейших держав, в частности, США и Китая. Традиционный мультилатерализм модели «сверху вниз», предполагающий совместное принятие всеми странами решений на крупных конференциях, все менее эффективен.

Минилатерализм и согласованный унилатерализм

Однако если мы не найдем единой глобальной альтернативы мультилатерализму, оказавшему в кризисном состоянии, можно ли найти частичные? Более перспективный подход, наверное, заключается в концепции, все чаще называемой «минилатерализмом»: соглашения по различным вопросам между странами-единомышленниками. Однако во избежание уже упомянутой конфронтации блоков обязательно найти подход, не ограничивающийся Севером или Западом, который получит поддержку ведущих стран Юга. Нужно расширять круг наших стран-единомышленников, постепенно прагматично вовлекая в него новые страны.

К примеру, как недавно отметил Генеральный секретарь ООН, на долю стран «Большой двадцатки» приходится 80% всех мировых выбросов парниковых газов. Поэтому, в том, что касается острой проблемы финансирования «зеленого» перехода и необходимых обязательств по обеспечению этого перехода, страны «Большой двадцатки» могли бы принять решение о выходе из тупика. Хотя в Дели мы ясно увидели, что, несмотря на декларацию общих принципов, консенсуса по этому вопросу не было.

Этот подход может быть особенно полезен в таких новых сферах жизни, как искусственный интеллект, где международного регулирования еще мало. Однако никогда нельзя забывать, что регулирующие нормы всегда отражают баланс сил. Это важный вопрос для Европы, часто рассматриваемой как нормотворческая сила, не обязательно имеющая средства для реализации своих амбиций. Иными словами, считается, что мы больше хотим регулировать ИИ, чем способны выстроить экосистему ИИ в ЕС. Чтобы оставаться нормотворческой силой, нужно развивать собственный технологический арсенал.

Пример Парижского соглашения 2015 года

Еще один вариант – так называемый «согласованный унилатерализм». Этот термин может показаться нелогичным, поскольку унилатерализм по определению не согласован. Однако после неудач Копенгагенской конференции по изменению климата 2009 года это именно то, что делает мир при решении проблемы изменения климата посредством Парижского соглашения 2015 года. Это соглашение построено на заявлениях государств о том, что они готовы сделать для сдерживания изменения климата. Надежное мировое соглашение по изменению климата вряд ли получилось бы «сверху вниз» – скорее, по совокупности односторонних обязательств каждого государства. Повестка дня по целям в области устойчивого развития тоже основана на этом принципе, и эту логику можно распространить на другие сферы.

Подойдет ли такой метод для решения всех мировых проблем? Наверное, нет. К примеру, в части климата совокупность этих национальных обязательств явно недостаточна и до сих пор остаются принципиально слабые места, особенно в области финансирования экологических преобразований. Однако в теперешний критический период роста многополярности и спада мультилатерализма нужно использовать все практические способы решения глобальных вопросов. Самую главную опасность сегодня представляет распад мира на политические, экономические и технологические блоки, и нам нужно его предотвратить.